Здание детского сада красивое, двухэтажное, с маленькими декоративными балкончиками и лестницами с широкими перилами. Второй этаж был полностью заколочен; всё, чем можно было истопить две буржуйки, разобрали и вынесли, лестницу на второй этаж закрыли.
Анюта хотела быстренько провести Юрия Алексеевича на крытую детскую веранду, дабы ему где-то переночевать, но заведующая, Мария Николаевна, оказалась в это время во дворе и увидела их.
Мария Николаевна, высокая статная женщина, по-военному державшая осанку и стойко принимающая всё, с чем бы ей ни пришлось столкнуться, казалась не знавшим её холодной особой. Но на самом деле, все работники детского сада ценили Марию Николаевну за отзывчивость и доброту, зная, что за надменной маской лица скрывается прекрасной души человек. Она никогда не проходила мимо, если видела, что в силах помочь, особенно когда ситуации касались её непосредственной деятельности; заменить на часок рыдающую воспитательницу, успокоить родителя, вытереть нос пробегающему малышу – это всё неминуемые чёрточки должности; сплотить и воспитать коллектив не приказами и оговорками, а личным примером – вот что было главной идеей её руководства. За это стальную женщину уважали, ценили и доверяли ей все, встретившиеся с ней на пути жизни.
Мария Николаевна удивлённо приподняла брови, увидев Анюту в сопровождении мужчины. И выжидающе уставилась на них, требуя объяснений появления неожиданного гостя.
- Мария Николаевна, это Юрий Алексеевич, - сказала Анюта, судорожно в уме подбирая слова, чтобы всё выглядело как можно правдоподобнее, и чтобы пришлось как можно меньше врать, - он учитель физики…
- Где воевал? – Бесцеремонно перебила заведующая.
- Он с Синявинского. Это мой жених, вчера приехал, отпустили на чуть-чуть…- продолжала Анюта.
- А сам-то жених говорить умеет? – С иронией спросила Мария Николаевна. И тут Анюту осенило, как избежать дальнейших расспросов и объяснений, почему её жених в разгар военных действий объявился у невесты.
- Мария Николаевна, ему трудно, - Анюта врала, осознавая это и немея от собственной наглости и лжи, - он и слышать-то почти ничего не слышит…
Юрий Алексеевич благодарно взглянул на вдруг появившуюся у него невесту; потому как, что говорить, он знал ещё меньше Ани. И чтобы подыграть ей, он невпопад протянул заведующей руку и, не разжимая губ, постарался промычать «Юрий». Мария Николаевна пожала руку и в знак понимания кивнула головой.
- Мария Николаевна, Юрий побоялся отпускать меня одну, можно, пока я на смене, он на веранде побудет? – Попросила Анюта.
- Не холодно будет? – Удивилась заведующая.
- В квартире не теплее, - вздохнула Анюта, - замерзнет, домой уйдет.
- Ну хорошо, пусть в подсобке у прачечной будет, на верандах-то не советую… - согласилась Мария Николаевна, усмехнувшись, - а если нечего будет делать, заскучает вдруг жених, может нам и мелких дровишек наколет, - и указала в сторону нескольких чурок у крыльца.
- Хорошо, Мария Николаевна, я ему объясню,- обрадовалась Анюта и потащила учителя за рукав к веранде.
- Ты можешь поколоть полешки, чем тоньше, тем лучше, - тихонько говорила Анюта, - а мне пора. Я, как смогу, приду проведать тебя.
- Да понял я всё, - усмехнулся Юрий Алексеевич, - наколю и буду тебя ждать.
- Только не разговаривай ни с кем, поддерживай легенду, - предупредила Анюта, собираясь уходить.
- Аня! – Окликнул учитель, сам не зная, как вылетело вслух её имя.
- Что? – Остановилась она.
Юрий Алексеевич так решительно подошёл к Анюте и прижал к себе, на миг вдруг позабыв и про войну, и про разные века, и времена. Анюта безропотно поддалась, растворяясь в волне неожиданной нежности и света, охватившей её, засмеялась. Потом, опомнившись, оттолкнула Юрия и убежала.
Наступил час ужина. Детишек накормили жидкой овсяной кашей на воде, и выдали по половинке конфеты, аккуратно разрезанной ножом. Конфеты берегли к празднику, и вот решили раздать накануне, кто-то мог и не дождаться их к планируемой дате. Малыши были слабенькие…
Юрий Алексеевич, наколов полешек и сложив их низенькой поленницей на крыльцо под навесом, заглянул в одно из окон, перепрыгивая с ноги на ногу и растирая озябшие руки. Все окна были завешены одеялами, днём на двух из них одеяла приподнимали, чтобы пустить в группы дневной свет. Сегодня их ещё не успели расправить к ночи, и учитель, заглянув, увидел просторную комнату с обильной узорчатой лепниной под потолком. Дети сидели за столами. Анюта раскладывала перед ними половинки конфет из глубокой тарелки. С одной стороны, конфета сохранила обёртку, завёрнутую с края бантиком, ярко-голубую, с тонкими белыми полосочками, а с другой была обрезано ножом, и виднелся срез молочно-кофейного цвета.
Дети сидели, замерев, глядя на столы; никто не бросился и не схватил тотчас же лакомство, это был миг долгожданного непредвиденного чуда. Его хотелось растянуть как можно дольше.
Юрий Алексеевич почувствовал, как к горлу подступил комок, глаза предательски набухли и воспалились. Он отошёл от окна и присел на детскую скамейку вглубь веранды.
Низкое серое небо давило сверху, вокруг пустоты в окнах страшили своим видом. В здании детского сада лишь в одном из окон из глубины комнаты был виден тусклый огонёк лампы. Вокруг стояла жуткая тишина; привычные для учителя ночные звуки обычного мира исчезли в этом городе; ни блуждающей кошки, мяукавшей в темноте, ни лая бродячей собаки, ни голосов случайных прохожих, лишь отдалённые гулкие выстрелы и непонятный лязг издалека.
Учитель смотрел в это мрачное пространство, опершись на край веранды. Там, совсем близко, подумалось ему, проходит линия фронта, там Великая Отечественная война. Как странно и дико ощущалось подобное человеком другого времени. Вот сейчас, в эту минуту где-то погибает боец, идёт под покровом ночи партизан, ещё не зная, что жить ему осталось меньше часа, умирает от голода ребёнок, может быть даже вон в том доме через дорогу; всё рядом, совсем рядом от него. И это происходит сейчас, здесь, недалеко от учителя гремят события той страшной войны и умирают люди. Юрию Алексеевичу стало так невыносимо страшно и так обидно: ведь вот она история, ведь только чуть-чуть потяни за ниточку, отврати надвигающееся, и можно избежать событий и жертв. Но мгновение – рвётся нить и уже ничего не изменить.
«Мы там, - думал учитель, нервно сковыривая облупившуюся краску с края веранды, - там, в научных кабинетах, повседневной быстроте событий, крича на площадях, мы там лицемеры, мы поём бравады героям войны, сами ни черта не зная, и не чувствуем. А сейчас и вообще о них забыли, превратив все почести в лицемерную рутину…»
Вспомнилось, как прошлый год, накануне отпусков, в школе решили собраться и съездить всем коллективом в загородный санаторий в бани. Днём отдыха определили 22 июня, после официальных мероприятий, после всех этих детских стихов и песен.
- День-то что-то не располагает к гулянкам? – Высказалась тогда Регина Станиславовна.
- Что вы имеете в виду? – Наморщилась директорша.
- 22 июня всё-таки, - пожала музыкантша плечами, - как-то неуютно будет отдыхать…
- Чем неуютно? – Пискнула тоненьким голоском Наташенька, - всё давно прошло. Что сейчас целый день не улыбаться…
- Нет, почему же, - смешалась Регина Станиславовна, - просто …
- Вот просто не надо, едем и всё, - резюмировала директорша.
Юрий Алексеевич помнил этот случай, и помнил в нём себя. Он не придал совсем значения ни дате, ни разговору, ни сомнению Регины Станиславовны, единственной из коллектива высказавшейся по этому поводу. Всё давно прошло…
Осторожно стукнула дверь. Анюта тихонько шла к веранде. Она была в приподнятом настроении.
Встреча с Юрием Алексеевичем стала для неё после всех пережитых событий здесь маленьким светлым пятнышком. Вот уж чего-чего, а влюбиться в самый разгар войны, Анюта от себя такого никак не ожидала. Его странные рассказы, передаваемые так искренне и правдоподобно, веселили её. Верила ли она во всё, сказанное учителем? Скорее всего нет, чем да; но ей хотелось верить, эти сказки словно подпитывали, будили эмоции, не разрешали никнуть и замерзать. Небольшой отдых и рассказы учителя о тех чудных временах, когда в домах будут висеть огромные телевизоры прямо на стене, а телефоны смогут умещаться в карманах брюк, когда наручные часы будут считать твои шаги, а специальная стиральная машина стирать за тебя белью - это придавало Анюте новые силы. Надо было подниматься и жить дальше, действовать и спешить, приближая эту фантастическую действительность.
